Ангелы мрака

Это открытие заставило ученых прийти к выводу, что экипаж четырнадцатиметрового торгового судна состоял всего из четырех человек. А раз так, то и экипаж «Корабля из бронзовой эпохи» никак не мог насчитывать десять моряков.

Конечно, если на корабле нет товаров, море тихое и дно морское с удобным наклоном к берегу, то, может

быть,  удалось  бы вытащить судно.  Но если корабль нагружен товарами, то это был бы сизифов труд.

Правда, в том случае, если на легком торговом корабле находились бронзовые слитки весом до двадцати килограммов или не очень тяжелые амфоры, то такой товар можно довольно быстро разгрузить, а • затем вытащить судно на берег. Но подобная трудоемкая операция ради одного более или менее спокойного ночлега на суше мало вероятна.

Таким образом, очевидно, что даже в бронзовую эпоху торговые парусные суда плавали и днем, и ночью, ибо невозможно было каждый раз вытаскивать их на берег для ночлега. Тем более это относится к поздним эпохам, когда корабли значительно увеличились в своих размерах и весе. Например, Страбон пишет об одном из таких кораблей, на котором находилось десять тысяч амфор! Причем Страбон, рассказывая о финикийцах и об их искусстве ночного плавания, совершенно недвусмысленно дает понять то, что великий историк не уточняет: к какой конкретно эпохе он относит ночное плавание (а для нас важно его мнение, так как он писал о временах, давно минувших).

Можно даже не принимать во внимание и то обстоятельство, что ежедневная разгрузка и вытаскивание корабля на берег значительно увеличивают время пребывания в пути. Возможно, этот довод звучит не очень убедительно, ибо, чем больше мы проникаем в глубь веков, тем больше убеждаемся, что тогда не слишком высоко ценилось время.

Мне, однако, кажется, что важнейшей причиной, из-за которой операция «вытаскивания корабля на берег», как правило, не совершалась, являлось пиратство. Вряд ли какой-нибудь капитан даже легкого торгового судна рисковал выгружать свои товары на незнакомом берегу: он мог тогда вообще распрощаться навсегда со своим кораблем. Черное море с древнейших времен славилось пиратами, промышлявшими вдоль его берегов.

В античных легендах встречаются указания для моряков, плававших вдоль западного побережья Понта, избегать по возможности берега, который опасен не только сам по себе, но и потому, что его населяют недружелюбно настроенные люди. «Недружелюбно» сказано, конечно, очень мягко. Например, около поселения Салмидесос (ныне Мидия) местные фракийцы разделили берег на участки, обозначенные колышками. Каждый   владелец   такого   участка   мог   пользоваться

всем, что выбросит на него море. Эти своеобразные охотничьи заповедники весьма находчивое решение, ибо другие береговые пираты с ожесточением дрались друг с другом в надежде награбить побольше.

«Тех, кто попадал на этот берег,— пишет Страбон о негостеприимном береге Салмидесосе,— грабили асты, фракийское племя, которое жило там...»

«Сбор» товаров с погибших или засевших на мель торговых судов считался неотъемлемым правом тех, кто жил на побережье Понта. Это даже регламентировалось специальными письменными договорами. Одна из сохранившихся надписей на камне в Несебыре свидетельствует, что фракийский вождь Садала заключил договор с городом Месембрия, регламентирующий взаимоотношения между его племенем и городом в том случае, если месембрийские корабли окажутся в пределах территории «Садалова государства».

Старый и много повидавший на своем веку моряк Петр рассказывал мне о жестокостях не столь отдаленного берегового пиратства. Всего лишь каких-либо 50—60 лет назад крестьяне, проживающие севернее мыса Калиакра, во время ночного шторма зажигали на берегу большой костер и устраивали вокруг него танцы... Если смотреть на этот костер с моря, то он напоминает помигивание маяка на Калиакре. Измученные моряки, шедшие с севера и искавшие укрытия за мысом, легко попадались на удочку, но, миновав живой «маяк», они меняли курс на запад и... разбивались о берег. В ту же ночь суденышко дочиста обчищали, а затем, чтобы не оставалось никаких следов, его уничтожали.