У Босфора шум сильнее

 

Вот уже третий день мы едва ползем по обленившимся волнам. Бог Эол, словно скупердяй, подкинул нам ветерок силой всего лишь в два балла, да к тому же ветер оказался юго-восточным, не совсем для нас подходящим. Душная, влажная погода. Даже солнце с трудом пробивалось сквозь пелену изобильных испарений. Видимость —максимум две мили. Один лишь бог чнает, в какой точке мы находимся.

Когда я путешествовал на пассажирском пароходе _я3 Варны в Стамбул, то расстояние, разделяющее эти 1_а порта, было «проглочено» за одну ночь. Но что „сделаешь, ведь мы сейчас «древние греки» и поэтому полжны покорно болтаться посреди моря. Ровно 24 часа _мы не видели берега. У нас нет лага, и предполагаемое Местонахождение яхты вполне соответствует тому, как есШ бы она шла в античные времена.

Димитр вслух обсуждал мучившую его проблему психологической совместимости и несовместимости...

— Жан Мериен утверждает, что совместная жизнь двух индивидуумов значительно тяжелее, нежели полное одиночество... И если подобные плавания оканчивались успешно, то это происходило только потому, что один из участников являлся безусловным и неоспоримым руководителем, скорее всего тот, кто финансировал путешествие, или тот, кто хорошо умел управлять судном...

—      Наше плавание,—отвечал я,—вряд ли будет столь продолжительным, чтобы случилось нечто из ряда вон выходящее. А как видишь, мы находимся в тех же условиях, о которых говорит твой Жан Мериен.

—      Так-то оно так, но меня постоянно преследует мысль, что я здесь вместо «сундука», как говорят моряки.

—      Давай, давай...

—      Ладно, не буду больше заниматься всякими психологическими анализами, хотя, честно говоря, эти проблемы меня интересуют. Вот, например, проблема одиночества. Скажем, наше одиночество не преднамеренное, это не то одиночество, которое отрицает мир вообще и людей в. частности, мы ...

Димитр еще долго продолжал свои рассуждения, принявшие форму монолога. Меня же беспокоили совсем иные проблемы. В глубине души зарождалась тревога. Мы должны быть где-то недалеко от Босфора, а видимости почти никакой. Течение увлекало нас в сторону, ветер слабый, а появившееся волнение на море вполне достаточное, чтобы выбросить яхту на берег.

Память услужливо напомнила о случае с пароходом «Христо Смирненский»: в 1953 году в такую же неважную погоду и при плохой видимости он «прозевал» Босфор и ткнулся в берег где-то в этих же местах. По моим расчетам, мы находились именно здесь.

Однако своего беспокойства я стараюсь не обнаруживать и делаю вид, что все в порядке. Даже начал подсвистывать, хотя морское суеверие гласит, что на море нельзя свистеть, иначе это может вызвать бурю!

Но вот наконец-то прямо перед носом «Веги» показался высокий, отливающий белизной берег. Принимая все меры предосторожности, мы стали медленно приближаться к нему. В бинокль я различил здание спасательной станции. Буквы европейские, значит, мы еще на европейском берегу. Отсюда мы должны плыть вдоль побережья на восток, чтобы войти в Босфор. Слава богу, эта проблема отпала. Ну а если бы мы были и в самом деле древними греками?

К нам подошел старик, чуть-чуть понимавший по-болгарски.   Разговор   стал   более   осмысленным.   Нам объяснили,   что  привлекшее, наше внимание импозантное   здание,   расположенное   невдалеке,   это  Художественная академия. Из ее окон на нас глазели длинноволосые  ребята и девицы с сигаретами в  зубах.