Глава 12 БЕГЛЫЙ ОБЗОР ПРОШЛОГО САХАРЫ

  как это и теперь  практикуется у охотников  Центральной Африки. Люди неолита ценили, видимо, также мясо бородавочника,— нет ни одного слоя, где бы в изобилии не попадались зубы этого животного. Остатки же рыбьих костей и раковины моллюсков просто бесчисленны. Присутствие их в отложениях в таких больших количествах доказывает, что здесь существовали не только озера, но и проточные реки. Пищевые отбросы указывают на то, что режим питания, включающий большое количество мяса, в неолите был привычнее для здешних жителей, чем в наши времена, и они отнюдь не голодали. Кости животных размером с антилопу они дробили, чтобы 'извлечь оттуда костный мозг. Огромное количество керамической посуды, неподвижных жерновов и зернотерок, а также некоторые сцены в росписях Тассили долгое время заставляли предполагать, что скотоводческие племена занимались и земледелием, но палинологические исследования, проведенные в Тенере и Тассили, этого предположения не подтвердили. Из этого ботаники сделали вывод, что все орудия служили для дробления зерен дикорастущих злаковых, в те времена, несомненно, встречавшихся здесь в изобилии.

Причины  высыхания   спорны,   и  всякое  объяснение   может носить только гипотетический характер. По мнению некоторых ученых, последние две тысячи лет Сахара представляла собой такой же пустынный район, каким мы его видим сегодня. Уже Геродот описывает Сахару именно такой — с оазисами, разделенными долгими безводными переходами, с цепями дюн от прибрежной зоны Сирта до берегов Атлантики. Это совершенно верно, но древний историк пишет также, что в этих местах водились дикие звери, и из его текста  можно сделать вывод: лошадь была здесь обычным верховым животным,  а в наши дни это совершенно исключено. Степень засушливости была несомненно меньше, чем теперь, в XX веке. Другие авторы опираются на свидетельства нынешних кочевников, утверждающих, что на их памяти и памяти их родителей засушливость  все увеличивается,  но эти  свидетельства  не могут быть серьезно приняты во внимание, так как имеют чисто эмпирический характер;  за такой короткий срок, как человеческая жизнь, нельзя набрать достаточно данных для сравнения, к тому же следует учитывать чередование засушливых и влажных периодов во всех частях света.   Однако   в   сенсационной   прессе   можно   встретить   следующее трудно проверяемое утверждение: оказывается, по мнению международных экспертов, пустыня наступает по фронту протяженностью 4800 километров со скоростью 48 километров в год. Сам я, хоть и живу в Сахаре давно, не взялся бы утверждать это с такой точностью, да и, признаюсь, никогда не видел, чтобы кто-нибудь замерял эту необычайную и фантастическую скорость.

Что касается скотоводов, летом 1973 года видевших, как погибли их стада, лишившихся всего своего достояния и вынужденных покинуть землю, по которой они издавна кочевали, чтобы в городских центрах на юге, спасаясь от голодной смерти, милостыней добывать себе пропитание, то они себе вопросов больше не задают. Поставленные на грань выживания, они испытывают трагедию, причина которой — засуха, неотделимая от всей истории Сахары. Голод? Но в этой стране он —явление эндемическое и постоянно угрожающее. В 1913 году, в «год голода», как называют его кочевники в своей устной хронике, умерло более одного миллиона человек; это был далеко не первый раз, когда голод унес столько жертв из числа этих постоянно недоедающих людей, принимающих его как бич, посланный высшими силами, управляющими судьбами нашей планеты.

С 1970 года, когда я снова стал постоянно посещать Республику Нигер, вся северная часть которой занята пустыней, я вижу, как несчастные скотоводы борются с засухой, а стада их из года в год все редеют и редеют. Они надеялись, что придет наконец сезон обильных дождей и положение их улучшится, но уровень воды в колодцах все понижался, а некоторые пересохли совсем. Они обращались к «делателям дождя»— колдунам, которые, храня мудрость африканских народов, как и наши старые крестьяне, умеют по форме и движению облаков, по направлению ветра предсказывать дождь, но они не обещали ничего утешительного или вовсе молчали.