Два берега

Там можно было задавать сколько угодно самых разнообразных вопросов и никто тебя не обрывал!

Хелинг был для нас гнездом, откуда мы могли выпорхнуть прямо в море. На воротах ангара мы написали девиз римлян: «Необходимо не жить, а необходимо плавать».

Для того чтобы получить право плавать на яхте даже вдоль пляжа, надо было много потрудиться. На базе НМС все работали добровольно. Мы ремонтировали якорные цепи, занимались покраской — каждый день находилось какое-нибудь неотложное дело. Начальник базы Флорето, тихий добряк с больными от туберкулеза легкими, умел несколькими словами тронуть наши души: «Давайте-ка, ребята, покрасим вон ту лодку», «Пошли, ребята, спустим на воду эту яхту», «А ну, ребята...»

Мы тогда считали себя яхтсменами и патентованными «водителями лодок». Каждый день к причалу собирались со всего города любители поработать на веслах. Такого массового увлечения греблей я больше нигде и никогда не видел. Старики и юноши приходили сюда не ради спортивных достижений, не ради «отчетной галочки» в ведомости, а для того, чтобы просто погрести немного. Если сейчас по утрам модно заниматься спортивным бегом для здоровья, то тогда с этой же целью приходили к морю, садились в лодки и гребли сколько могли.

Многие любители гребли объединялись в команды; одни из них приходили ранним утром, еще до работы, другие — во время обеденного перерыва. Иногда собирались и вечерами после работы, но до того, как стемнеет. У каждого из нас, «водителей лодок», было по нескольку таких команд. Мы распределяли весла, следили за греблей, в точном соответствии с ритуалом отдавали необходимые приказы. У меня, например, были команды с фабрики «Первое мая», из потребительской кооперации «Одежда», из Народного банка, с фабрики «Христо Ботев». Взрослые «водители лодок» обычно работали с семью-восьмью командами. Они составляли графики, и их слово было законом. Вряд ли кто-нибудь из занимавшихся в то время греблей не помнит сейчас имена Торка, Мишо, Кеворка...

Самыми многочисленными любителями гребли были школьники. С ними, как правило, никаких недоразумений не возникало. Все восторженно, с энтузиазмом наблюдали за красивыми состязаниями между командами девушек «Лорелей» и «Чайка».

Мы чувствовали себя полководцами, когда шесть пар прекрасных девичьих глаз смотрели на тебя в ожидании команды. Под твою команду они ритмично взмахивали веслами, и лодка, словно птица, летела по синей ласковой морской воде.

Однако, честно говоря, нам больше нравилось пройти на яхте мимо пляжа. Там люди купаются, загорают. Увидев легкую, бесшумно скользящую под парусами лодку, которой управляют совсем еще юные моряки, они приветливо машут руками, кричат что-то доброе, приятное. Мы любили выкидывать номера с новыми командами по гребле: направляли яхту против их лодок и, когда уже казалось, что столкновение неизбежно, резким поворотом румпеля останавливали яхту на месте и невозмутимо, с чувством превосходства, не глядя даже на перепуганных гребцов, отворачивали в сторону. Эти номера выглядели очень эффектно именно напротив пляжа, где было много отдыхающих, экскурсантов. Они испуганно вскрикивали и готовились спасать попавших в беду. Иногда, правда, такие шуточки заканчивались плачевно: поломанным бушпритом.

...Утренняя зорька медленно пробивалась сквозь ночную тьму. Постепенно на гладком, спокойном море появились маслиновые оттенки. Из-за фиолетового облака показался краешек солнца, брызнувшего во все стороны огненными лучами. У «Беги» был слабый ход, и   за   ее   кормой   образовывались   водяные   складки,

которые под первыми солнечными лучами стали такимирельефными, как будто их только что нарисовалитушью.         ,

Наступил день. Второй день нашего плавания между двумя берегами. Безнадежно всматриваюсь в горизонт. Прямо с рубки, не взбираясь на мачту. Я примирился с тем, что малсазиатский берег совсем исчез из виду, но крымский-то давно бы должен показаться!

Вдруг прямо перед носом «Беги» показалось что-то круглое. «Мина!» — мелькнула у меня первая мысль. Глубоко укоренившийся в сознании страх перед этой сферической смертью заставил меня невольно вздрогнуть. Причем не столько от увиденного, сколько от самого названия «мина», которое властно захватило все извилины моего мозга...