Глава 3 ТА-Н-ТАРТАИТ И И-Н-ИТИНЕН

Чтобы наполнить наши бурдюки, Ма-таль теперь ходит к небольшому бассейну близ Титераст-н-Элиаса, около которого два года назад мы с Джебрином разбивали лагерь.

В течение всего пребывания на Та-н-Тартаите в качестве дров мы жгли только тарут, что вынуждало нас совершать небольшие прогулки по горам, чтобы на самых высоких из них собрать сухие ветки. На языке тамашек словом тарут обозначают прекрасный кипарис, экземпляров сто которого еще произрастает на Тассили на высоте не менее 1500 метров. Во время нашей первой экспедиции, особенно на Джаб-барене, мы жгли только собранные в горах старые стволы, которым было несколько веков. Я еще раз убедился, в том, что эти прекрасные деревья прежде росли не только в долинах, но и в горных расщелинах, где стволы стояли и держались так цепко, что нам пришлось их выкорчевывать. Нам удается запастись дровами на несколько недель. В лагерь доставляем их лендровером.

Поскольку нам предстоит переезд в И-н-Итинен, с целью произвести разведку дороги к нам на автомобиле «четыре-четыре» приезжает лейтенант Савиньяк; его сопровождает Пьер Мартэн, который окончил военную службу и приехал, как и было условлено, присоединиться к своему брату и нашей команде. На следующий день выезжаем; проводником будет Джебрин. Вновь удивляемся тому, как превосходно знает местность мой старый спутник: он выбирает самые удобные проходы, самые пологие спуски, и на место мы прибываем без единой поломки. Но все же это не королевская дорога, и средняя скорость нашего передвижения не превышает шести километров в час.

Десять дней спустя лагерь полностью демонтирован; в назначенный день приезжают два вездехода «шесть-шесть» и грузят все, даже наш небольшой запас дров. Я на лендровере вместе с Жоржем Картероном следую за караваном, время от времени совершая на машине акробатические трюки,—у этого автомобиля колоссальная сцепляемость с дорогой, и, если соблюдать осторожность, на нем можно проделывать невероятные вещи.

Ландшафт в И-н-Итинене представляет собой грандиозное зрелище; когда мы несколько обжились, здесь оказалось еще и удобно. Огромный скальный навес, пол которого усеян мелким песком и куда солнце за весь день вообще не заглядывает, стал нашей кухней и гостиной. Хорошо продуваемые ветром закоулки весьма подходят для хранения продовольственных запасов; один из них мы специально предназначили для того, чтобы держать в холодке консервы и фруктовые соки. Каждый устраивает себе личный альков. Около столовой я приказал разбить большую палатку; Ирэн там очень удобно печатать на машинке —от ветра она полностью защищена. Никогда, начиная с нашей первой экспедиции, нам не встречалось место более очаровательное, никогда еще мы не имели столь обширных возможностей обеспечить себе такой комфорт и такое хорошее и разнообразное питание. С нами живут две собаки: белая сука слуги, по кличке Тазульт, которая раньше обычно следовала за отрядами мехаристов (теперь, поскольку они распущены, мы для нее настоящий дар небес), и молодой кобель — помесь слуги и немецкой овчарки по кличке Сейед, что значит «охотник»; своим изящным поджарым силуэтом он напоминает гордого Анубиса египетских памятников. Сейед так красив, что, несмотря на его дикость, мы все просто влюблены в него. Тазульт не отстает от нас уже от самого Та-н-Тартаита; туареги, для которых это просто лишний рот, все время пытаются ее прогнать. Она очень дружелюбна и мгновенно привязывается к нам, что вообще-то не свойственно туарегским собакам. Сейед же принадлежит Маталю, сыну Джебрина, и настолько дик, что мне понадобилось три недели для его приручения, чтобы он согласился взять пищу из моих рук; но с этого дня он покинул Маталя, и, по-видимому, без сожаления, —хозяин у него был неласковый и однажды даже чуть не до смерти избил пса за кражу. Да и объедки наши привлекательнее, и, что самое главное, у нас есть Тазульт, к которой он чувствует все большее влечение и с которой радостно возится на дюн-ке напротив лагеря. В И-н-Итинене собаки взяли себе за привычку спать у нашей палатки и каждое утро врываются внутрь, чтоб нас приветствовать. Мы очень довольны: у нас есть два сторожа, которые свирепо лают, как только кто-нибудь чужой приближается к лагерю,— нам с ними спокойнее.